Поехал на лекцию от общества «Знание». В этот раз приехал на Дрожжевой завод на набережной. От Павелецкого вокзала проехал одну остановку на электричке, а дальше уверенно шёл по запаху. Дрожжами пахло на всю округу. Встретил меня заместитель директора Дегтярёв Никита Семёнович, невысокий мужчина лет сорока пяти — пятидесяти, сам стройный, а лицо пухлое. Этот диссонанс удивил меня. Вид у него был озабоченный.

— У нас сейчас собрание трудового коллектива, — извиняющимся тоном проговорил он после обязательного ритуала знакомства. — Вы подождёте чуть-чуть буквально?

— Конечно, — согласился я, как будто у меня был выбор.

Он привёл меня в актовый зал, где за длинным столом, накрытым красным сукном, сидел президиум из пяти человек. Один из них, стоя, вещал в зал, подняв ближе к себе микрофон на настольной подставке.

— Расхитителей разбираем, — пояснил Дегтярёв, усадив меня рядом с собой в первом ряду. — Каждый месяц человек пять попадается!..

Стал прислушиваться к выступающему.

— Пять килограмм дрожжей это много или мало? — спросил он, и, не дождавшись определённого ответа, продолжил. — А нас на заводе почти пятьсот человек! А если каждый вынесет по столько? В масштабах завода мы получим уже две с половиной тонны! Вы только вдумайтесь в эти цифры!

— Это наш главный инженер Леонов, — шепнул мне Дегтярёв.

— Что будет с нашим планом? — продолжал взывать к совести рабочих главный инженер, — Что будет с нашими премиями? Считаю наказание рабочего нашего завода Зайцева за расхищение социалистической собственности лишением квартальной премии справедливым!

— Ну всё, закончили, — обрадовался Дегтярёв. — Все выступили…

— Товарищи, — поднялся из-за стола президиума ещё один мужчина. Он был постарше Леонова и взгляд у него был суровый.

— О, ещё директор что-то недосказал, — виновато взглянул на меня его заместитель.

— Ничего, я не тороплюсь, — соврал я.

— Хочу довести до вашего сведения меры борьбы с несунами! — продолжил директор. — Шутки закончились, товарищи. С этого дня мелкие хищения социалистической собственности будут наказываться следующими видами взысканий. Штрафом от ста до двухсот рублей! Лишением премии за квартал! У кого лишние рублей тридцать — сорок? Лишением тринадцатой зарплаты! Это уже рублей сто — двести. Переносом отпуска на зимнее время, лишением права на льготное питание в столовой, переносом очереди на получение квартиры. Ну а для самых злостных нарушителей у нас припасено увольнение по статье! Вот так, товарищи!

Он обвёл зал суровым взглядом. Достали его, похоже, эти товарищи, — мысленно улыбнулся я. — Конечно, дрожжи — это очень важный и жизненно необходимый продукт.

Наконец, мне предоставили слово. Выступать после таких разборок было странно. Тем более тема лекции совсем не в унисон звучащая «СССР впереди планеты всей». Звучит необычно после темы по воровству. Словно именно в этом деле мы впереди всей планеты…

Но делать нечего, отчитал про наши достижения. В полемику со мной никто вступать не стал. Видимо, впечатлились угрозами директора, и всё ещё переваривали информацию, услышанную от него. Высчитывали, что выгоднее, воровать дальше, рискуя попасть под наказание, если поймают с дрожжами, или бросить это дело к чертовой матери? Ну, и я не стал ни на чём настаивать. Спросил, есть ли вопросы. Вопросов не оказалось, и я со спокойной совестью поблагодарил слушателей за внимание.

Москва. Старая площадь. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.

Вернувшись с совещания к себе в кабинет, Владимир Лазоревич попросил помощницу принести ему чай и сел в ожидании, сделав радио погромче. Помощница принесла на подносе чай, булочки со сливочным маслом и сыром, и удалилась, оставив его одного. Напряжённый был день, нужен был срочно перерыв.

Старею, — подумал Межуев. — Раньше носился, как конь, целыми днями, и хоть бы что…

Тут он услышал по радио знакомую фамилию и упоминание МГУ и сразу переключил всё своё внимание на передачу. Не было сомнений, выступал тот самый, хорошо знакомый ему, Ивлев. Владимир Лазоревич даже и голос его узнал, и интонации, и слушал с любопытством и интересом, часто кивая головой, соглашаясь с услышанным.

Какой молодец, как быстро растет, — подумал Межуев, когда передача закончилась. — Не зря я на него внимание обратил. Быстрей бы уже он учёбу закончил и буду его куда-нибудь пристраивать. А пока что, чтобы контакт с ним не утратить, надо периодически с ним хоть встречаться. Работа с кадрами — она самая важная. Вот и Иосиф Виссарионович это прекрасно понимал. Посмотреть хоть как он красиво сработал тогда, в двадцатых годах. Пока прекрасный оратор Троцкий по стране рассекал и речи свои толкал, которым толпы собравшихся аплодировали, Сталин своих людей потихоньку везде расставлял на ключевые должности. А потом Ленин умирает — и Троцкий, мнивший себя новым лидером вместо него, неожиданно обнаруживает, что никому особо-то и не нужен в стране Советов…

Но нужно не только встречаться с перспективным кадром, но и чтобы он какую-то пользу с этих встреч получал. Ощутимую. Какую же… Надо хорошо подумать. Тем более, и на записки его отзывы достаточно положительные. Есть, конечно, свои дрязги. Каждый защищает свои интересы. Тем же военным лишь бы побольше танков и боевых самолётов выпустить. Хотя зачем их столько, если у нас ядерное оружие самое передовое на планете? Но люди современные и думающие видят, что предложения у Ивлева толковые…

Москва. Квартира Ивлевых.

Загит выгладил рубаху и брюки, побрился, и, сильно нервничая, вытащил из банки букет из пятнадцати гвоздик.Посмотрел оценивающе на себя в зеркало в прихожей и, заметив тревогу в глазах, сам себе удивился:

— Как мальчишка, ей богу!

Собравшись с духом, он направился пешком на шестой этаж. Аннушка должна уже была прийти с работы…

Ему осталось подняться буквально на один лестничный пролёт, как лифт на шестом этаже открылся и из него вышла молодая соседка Анны Лина.

— О-оо! — игриво улыбнулась она. — Добрый вечер.

— Добрый, — равнодушно ответил Загит и остановился внизу, не желая продолжать разговор.

Лина хмыкнула деланно равнодушно, и скрылась у себя в квартире.

А Загит поднялся и позвонил в дверь своей Аннушки.

Прижавшись спиной к двери, Лина прислушивалась к тому, что происходит на лестничной площадке. Ей было обидно и завидно, ей никто и никогда ещё не дарил таких огромных букетов! Интересно, у соседки день рождения, что ли? Лина даже ухо прислонила к двери…

Но услышала только, как дверь открылась и больше ничего. Ни радостных вскриков, ни смеха. Как будто это нормально, когда тебе такой букетище приволокли в самом начале весны. Ничего себе бухгалтера кучеряво живут, с обидой подумала Лина. Она даже в глазок посмотрела, сгорая от любопытства, но успела заметить только спину Загита, заходящего в квартиру соседки в полной тишине.

Вот как так получается? — с досадой думала Лина. — Одним букеты огромные дарят, а они даже для вида радость показать не считают нужным. А другим, вообще, ничего…

Увидев у себя на пороге принарядившегося и свежевыбритого Загита с огромным букетом, Анна сразу поняла, что сейчас будет. Она понимала, что их отношения заходят всё дальше и рано или поздно надо будет объясниться. Но сейчас она совершенно не была к этому готова и откровенно растерялась.

Они прошли на кухню, Анна тянула время то поисками подходящей вазы, то расстановкой цветов в ней. Наконец она решилась и подняла глаза на Загита, внимательно наблюдавшего за ней. В его глазах уже читалось недоумение…

— Ты выйдешь за меня? — без предисловий спросил он.

— Загит, дорогой… Это так неожиданно, — не знала она, что ему ответить. — Мне надо время… Мне надо подумать…

— Конечно, — потрясённо глядя на неё, ответил он.

— Спасибо за цветы, — наконец, нашла она в себе силы улыбнуться. — А я сегодня супчик сварила куриный… Будешь?